На самом деле лошадь много чего любила. Любила цветы, любила йогурт-актимель, любила шоколад и теплые летние вечера. Но как только где-то звучала музыка, лошадь забывала обо всем и бросалась в пляс.
Сосед Димка играл на гитаре. Не то чтобы любил, но по крайней мере умел. Так ему от лошади никакого покоя не было: «А мурку можешь сыграть? А назови меня тихо по имени? А ламбаду?». Димка ворчал, но играл. А лошадь весело подпрыгивала и визжала от удовольствия.
Соседи снизу ругались, мол, от вашего цокота копыт — пыль по полу летит.
Но больше никто не ругался, а даже наоборот защищали лошадь. Очень она была добрая и веселая. И друзей любила, всегда ведь приятнее танцевать в шумной компании, когда от громкой музыки дребезжат стекла, и цветные солнечные зайчики по стенам.
К любому могла подбежать, потащить за руки, давай потанцуем! А как тут потанцуешь, когда вчера с кабанами в футбол играл и коленка болит теперь (Два-один, кстати. Но гол на выезде дает неплохие шансы). Лошадь таких отговорок не понимала, сама она могла даже спать и во сне ритмично двигать телом.
Старый верблюд когда-то давно учил лошадь танцевать гопак. И, казалось бы, нет в мире танца менее эстетичного, но для лошади это не имело никакого значения. Раскидывала копыта под сумасшедшие ритмы днями напролет.
Потом, конечно же, ее записали на видеокамеру, показали запись — как бы, посмотреть на себя со стороны — и объяснили, что есть танго, фокстрот, сальса и ча-ча-ча. Про последнее лучше бы не говорили. У лошади уже на втором «ча», глаза округлились, уши встрепенулись, «Хочу», говорит, «Хочу-чу-чу-чу!».
Не сделаешь лошади приятно — сам себя же потом винить будешь. Поэтому все тут же бросились искать мастера ча-ча-ча. Даже белка и Сережка.
А мастер ча-ча-ча, это отдельная история. Это ведь тебе не тейквандо! Истинного мастера ча-ча-ча надо искать в далеких краях, на высоких горах и в глубоких пещерах. Мастера ты найдешь неподвижно сидящего и смотрящего, как стремительно сталагмит приближается к своему сталактиту.
Просто так тревожить мастера нельзя, а надо поставить перед ним кувшин с рисовым вином, кинуть в кувшин какашку медведя-панды и подождать пока из горлышка не вырастит трава-бамбук.
Подожди, пока трава бамбук будет семь вершков роста и посади на стебель красного муравья. Красный муравей приведет тлю (где они их только находят?) — это тебе и надо. Ущипни тлю за попку — запищит, и мастер проснется.
Все сделали как полагается. Пробудившемуся в награду пообещали тридцать лет носить майки с надписью «свободу тибету», показали ученицу, проводили обоих в храм на высоком холме. Мастер сказал каждое утро приносить к воротам храма чайную ложку воды, гречишное зернышко и два чизбургера.
Через семь лет спустились с холма. Народу встречать собралось видимо-невидимо, все глаз от лошади не могут отвести — шаг ее грациозен и величественнен, взгляд серьезен и тоже величественнен, хвост тоже величественнен. Лошадь обнялась со всеми друзьями, попросила музыки, исполнила пару па — зажгла!
А чуть в сторонке от толпы — отцы стоят! Бороды до колен, головы в шрамах (познания мозг разрывают) в глазах томная грусть. Они ведь тоже мастера ча-ча-ча не видели в сумме триста лет заточения и семь лет обучения. Мастер отцам обрадовался, поклонился, обнял, опрокинули чарку сливового вина. Хвастался потом: «Смотрите, старики, какой я гопак умею танцевать! Хоп!»
zl, 2007